Не помня, на какой ноте он распрощался с заключенной, Владислав оказался дома, не переставая думать о произошедшем. Когда мужчина рассказывал все супруге, его мысли путались, слова перескакивали, как им этого хотелось. «Ты знаешь, Вик, я никак не могу понять, как связать это все воедино», — обращаясь к жене, задумчиво протянул Владислав.
«Я должна с ней встретиться, и все встанет на свои места, уверена», — глядя прямо в глаза мужу, ответила женщина. Уже на следующий день заключенную вызвали к начальнику, чтобы не поднимать лишней шумихи и суеты в бараке. Когда она зашла в кабинет, сразу и не заметила Викторию, но уже в следующий миг повернула голову в сторону, где сидела женщина.
С криком «Мама!», девушка рухнула на пол без чувств. Супруги кинулись к ней со стаканом воды и начали брызгать в лицо, чтобы привести ее в чувства. Когда заключенная Журавлева О., она же Оля, очнулась и снова посмотрела на Вику, ослабленным голосом произнесла «Мамочка, ты же умерла!».
Через несколько минут Оля сидела в мягком кресле и смотрела на Вику. Из ее глаз катились слезы. Она начала говорить, время от времени борясь с подкатывающим к горлу комом.
«Вы так похожи на мою мать, просто одно лицо». Они еще долго сидели в кабинете и беседовали, рассказывая друг другу подробности личных историй. А когда все закончилось, Виктория отправилась к своей матери, чтобы окончательно во всем разобраться.
«Мам, я не стану ходить вокруг да около. У меня есть сестра-близнец, и тебе об этом должно быть известно». «Викуля», – дрожащим голосом произнесла старушка, – «если бы я могла хотя бы как-то загладить свое вино, но ничего не могла я тогда поделать».
«Мама, не причитай», – перебила женщина, – «просто расскажи все как есть». «Я все расскажу», – немного успокоившись продолжила бабушка. Когда-то, когда я была совсем юной, влюбилась в паренька, а он, возьми да и окажись нечестным сынком богатеев, который бросил меня, как только узнал, что я приплоду жду, хоть мы и в браке с ним состояли на тот момент.
Я так хотела детей, что ни секунды подумать не могла, что могу избавиться от жизни внутри меня. Он ушел, да и черт с ним. А я стала ждать ребеночка, а когда настало время рожать, оказалось, что у меня не один, а целых два ребенка, девочки-близнецы.
В тот самый момент я испытывала два больших чувства – любовь к своим детям и страх перед тем, что я не смогу их содержать. Ведь ты знаешь, в какой бедности я росла, да и когда взрослая стала, ничего не изменилось». На мгновение старушка замолчала, по ее морщинистой щеке покатилась слеза.
Она взяла Вику за руку и произнесла, «Вика, тогда сорок лет назад было совсем другое время. Не смогла бы я вас прокормить обеих, погибли бы все. А теперь, каюсь, через всю жизнь я эту вину пронесла.
Все думала каждый день, что могла себя превозмочь, сделать что-то большее, чем смогла, чтобы оставить вас двоих. Когда мы уже начали голодать, я решила, что отдам одну из вас в приют, хотя бы одну кровиночку себе оставлю. А напоследок решила вам кулончики подарить, чтобы вы хотя бы таким образом неразлучны были.
Кулончики те мне мастер местно изготовил из того скудного золотишка, что у меня осталось от моей матери. Как мою сестру звали, еле слышно и не поднимая головы спросила Вика, «Лена, Леночка, я знаю, что нет мне прощения, но могу ли я сказать, что от сердца ее отрывало?
Как тяжело мне было, а как корила себя, что в сторону одной из вас выбор сделала, стала быть, одну больше любила?» Вика, эти вопросы моя вечная боль, я в такую депрессию впала тогда, что еле вылезла. Только ради вас себя за волосы оттуда вытащила, только лишь мыслями о том, что Леночке в приюте еще хуже, чем мне.
Только это меня и толкало каждый день просыпаться. Маша обрела семью в лице дяди Владиславы, тети Вики и бабушки. На следующий же день начальник колонии начал изучать дела своей племянницы.
Шел все выше и выше, пока не докопался до правды о том, что все доказательства против Оли были сфальсифицированы. Зная закон, Владислав Леонидович смог добиться реабилитации девушки и ее освобождения. В день, когда Оля по праву оказалась на свободе, она вместе со своей семьей отправилась на могилу матери, где женщины долго сидели на лавочке в обнимку и просто молчали, каждая о своем.