В тот дождливый день в таборе никто не ждал чуда. Дождь лил с утра, словно стараясь смыть с земли всю пыль узких улочек, а где-то вдали уже зрела история, которая перевернет жизнь многих. Узкие дорожки между домишками превратились в грязевые ручьи. И босые дети старательно перескакивали через лужи, крича и заливаясь смехом. Но для Рады этот промозглый день стал последней каплей. Она ощущала себя пленницей в собственном доме. Ее отец Роман держал семью в ежовых рукавицах, требуя строгого порядка и подсчитывая каждую копейку. Женщина, по его мнению, должна была помогать родным добывать деньги любыми средствами.
Рада с детства тяготилась попрошайничеством и мелким жульничеством, которые проповедовали в таборе, поэтому копила деньги и мечтала сбежать подальше. Она сидела на низкой деревянной скамейке у крыльца и в сотый раз перебирала тетрадки. Немногие учебники, которые у нее были, обещали ключ к другой жизни. Именно сейчас она решилась на серьезный разговор, хотя и страшилась отцовского гнева.
По двору шел вальяжной походкой ее старший брат, Эмир. Он опустил руку на плечо сестры и нахмурился. «Почему ты не помогаешь матери, а сидишь тут с бумагами?» В его голосе звучал упрек. «Наша жизнь не для учебы. Ты лучше помоги собрать вещи для поездки в город. Будем там народ развлекать».
Рада подняла на брата глаза и покачала головой. «Эмир, я устала. Не могу я больше заниматься обманом. Мне нужно образование, чтобы зарабатывать честно».
«Образование». Он усмехнулся. «Сестра, проснись. Какие дипломы? Ты знаешь, что отец скажет, если услышит».
Рада вздохнула.
На дворе появилась Мавлюда, ее мать. Небольшого роста, но с удивительно мягкими чертами лица. Женщина присела рядом на корточки. «Дитя мое, послушай, – заговорила она тихо, – отец не любит, когда ты перечишь. Лучше уж не вступай с ним в спор. В таборе так принято. Женщины должны помогать семье».
«Мама, а почему никто не может противиться этим традициям?» – Рада произнесла это слово с горечью. «Разве нельзя жить по-человечески?»
Мавлюда хотела что-то ответить, но тут из дома вышел грозный Роман.
Широкий, с густой бородой, татуированными руками. Он оглядел всех хмурым взглядом. «Опять эти разговоры о школе и бумажках?» Роман повысил голос. «Рада, я тебе сколько раз говорил. Глупости это. Люди нашу породу не примут. Будешь слоняться по чужим кабинетам, в итоге все равно вернешься ни с чем».
«Нет, отец, – Рада встала, спрятав тетрадки за спину. – Я не вернусь с пустыми руками. Я устала смотреть на унижение, на то, как люди ненавидят нас за попрошайничество и мелкое воровство. Я хочу другой жизни».
«Смотри-ка, какая смелая, – насмешливо отозвался он. – Словно чужая кровь в тебе течет. Забыла, кто тебя растил, кто кормил?»
«Не забыла, – вздохнула она. – Но я не хочу вечно выпрашивать деньги на улице и обманывать прохожих».
На секунду Роман притих, но тут же распалился злобой. «Замолчи, – крикнул он, – тебя сгубили чужие книги. Собираешься уходить, да, уходи, только не смей трогать наши деньги».
Рада ощутила, как ее сердце сжимается. Собранные с тяжким трудом сбережения, единственное, что у нее было. Она отвела глаза и тихо проговорила: «Это мои деньги. Я подрабатывала шитьем у соседей, не у тебя же их выпросила».
«Что ты сказала?» Роман вскинул брови и резко подошел, выхватив у нее конверт, торчащий из пазухи. «Значит, тайком копила? От своего рода?»
«Отец, не делай этого!» Рада попробовала отобрать конверт, но Роман грубо отшвырнул ее. «Молчи, – его голос гремел, – эти деньги останутся семье. А ты, если уже решила быть чужой, проваливай без копейки».