Во-первых, Таня забеременела, а во-вторых, Коля нашел ту самую работу, о которой давно мечтал. Владелец небольшой, довольно новой фирмы, молодой, амбициозный, не побоялся взять специалиста без опыта. Супруги поделились новостями за ужином.
Но у Коли вновь возникли тревоги.
— Раз мы ждем ребенка, стоит ли мне менять работу? — обеспокоенно спросил он, когда утихла первая волна радости.
— А почему нет? — удивилась Таня. — Ты же так долго к этому шел.
— Но теперь меня может не быть дома месяц, а то и два. Как же ты будешь одна с малышом?
— Я не буду одна, — улыбнулась Таня.
— У нас же какая семья? И папа, и мама не всегда рядом, справимся. В конце концов, один-два месяца — это не год и даже не полгода, как у моряков и их жен, например. Да и зарплата у тебя теперь будет больше, что совсем не лишнее, как раз с учетом пополнения.
— Да, пожалуй, ты права, — вздохнул Коля, все еще не вполне уверенный.
— Эй, — сурово сказала Таня, — не вздумай отказываться от своей мечты, слышишь? Я знала, за кого выхожу замуж, и знала, что рано или поздно ты добьешься своего, станешь дальнобойщиком. Я ведь тебе об этом говорила, верила в это, когда ты сам не верил. Ну, вспомни.
— Да, помню, — невольно улыбнулся Николай, — так вот, я от своих слов не отказываюсь, и поверь, от того, что ты будешь сидеть запертый в четырех стенах и страдать по упущенной возможности, не стану счастливее ни я, ни наш малыш. Так что не вздумай делать глупости, и тогда все будет просто замечательно.
И Таня оказалась права. Если регулярные отъезды Коли и изменили что-то в их отношениях, то только к лучшему. Каждый раз после очередного рейса они, казалось, еще сильнее влюблялись друг в друга.
Работа укрепила их привязанность. Он постарался подгадать так, чтобы Тане не пришлось рожать в одиночестве, благо начальник пошел навстречу и слегка передвинул сроки рейса. Николай вернулся домой за месяц до появления их дочки и первые две недели ее жизни планировал провести с семьей.
Вместе с Таней они ходили по магазинам, выбирая вещи для малышки и обставляя ее будущую спальню. За этими милыми хлопотами время летело незаметно. Две недели пронеслись, как миг, и вот Тане пора было ехать в роддом.
Точнее, врачи настаивали, чтобы она прибыла раньше, но Таня отвоевала у них эти несколько прекрасных дней, проведенных вдвоем с мужем. Проводив ее, Коля вернулся домой, размышляя, что привезти ей завтра — цветы, сладости или что-то более оригинальное. Он твердо решил радовать Таню каждый день, как до родов, так и после.
Наконец ему в голову пришла потрясающая идея, и он лег спать пораньше, чтобы утром приступить к ее осуществлению. Настроение было приподнятым. Проснулся Николай посреди ночи, что было ему несвойственно.
Он не сразу понял, что происходит, но через секунды осознал: пробуждение не было случайным. На тумбочке у кровати надрывался телефон. Поднеся его к глазам, он увидел номер Тани.
Сон как рукой сняло.
— Милая, что-то случилось? — обеспокоенно спросил он, подняв трубку.
— Коленька, приезжай скорее, кажется, я рожаю, — сказала она, и связь оборвалась.
— Как так? — мелькнуло в голове у Коли. — Ведь еще две-три недели до срока.
Тем не менее, пока разум размышлял, тело действовало. Как оказалось, армейские привычки не забылись, хотя в обычной жизни Николай собирался спокойно и неторопливо. Но сейчас он оделся за считанные секунды. До больницы добрался за полчаса.
Кажется, впервые он вел машину так неаккуратно. Пару раз превысил скорость, но сбросил, решив, что авария или задержка патрулем отнимут больше времени. Настроение было паническим.
Он понимал: что-то не так. Роды слишком ранние, и голос Тани звучал испуганно, напряженно. Очевидно, происходило нечто непредвиденное. Хуже всего, он осознавал, что бессилен помочь.
Все зависело от врачей, от Тани и неизвестно чего еще, а он мог лишь поддержать морально. В больнице его встретили спокойно, даже холодно. В воображении рисовались апокалиптические картины: лужи крови, мечущиеся санитарки, тревожные лица врачей.
Ничего подобного. Приемный покой был пуст. Он не сразу добился, чтобы кто-то вышел к нему. Наконец спустилась деловитая, но спокойная медсестра.
— Ваша жена сейчас рожает, вам к ней нельзя, — сказала она.
— Но разве ей еще не рано? — попытался уточнить Коля.
— Ожидайте. Врач вам все объяснит, — ответила она и исчезла так же внезапно, как появилась.
Делать было нечего. Николай сел на жесткую лавку и стал ждать, не зная чего. Прошел час, затем второй, третий.
Иногда мимо пробегал медперсонал, но даже если на него обращали внимание, ответ был один:
— Ожидайте.
И Коля ждал — что ему еще оставалось? Его бдение длилось около пяти-шести часов. За окном светало, когда к нему спустился усталый врач. Халат его был в подозрительных пятнах, но в руках он держал здорового младенца.
— Вы муж Самойловой, Татьяны Викторовны? — спросил он, глядя на изможденного Колю.
— Я, — подтвердил тот. — Доктор, объясните, что происходит? Почему роды раньше срока? Как все прошло?
Он кивнул на сверток, не в силах продолжить.
— Познакомьтесь, это ваша дочь, — сказал врач, передавая ребенка Коле. — Она родилась немного недоношенной. Ничего страшного, но ей придется остаться у нас. А вот что касается вашей жены…
Доктор замолчал, подбирая слова. Коля заметил, что он отводит взгляд то к полу, то к стене. Это насторожило, но он ждал, хотя внутри все похолодело.
— Мы сделали все возможное. Никто не ждал таких осложнений. Еще вечером все было нормально.
— Доктор, что с Татьяной? — не выдержав, прямо спросил Коля.
— Мне очень жаль, но вашей жены больше нет, — быстро ответил врач, впервые посмотрев ему в глаза. В его взгляде читалась неподдельная скорбь.
Николаю показалось, что доктору еще не приходилось терять пациентов на столе. Но почему первой должна была стать Таня? Он не помнил, как добрался домой. Доехал чудом, не попав в аварию.
Нашел в себе силы позвонить родителям Тани и сообщить страшную весть, а затем самообладание покинуло его. Он метался по дому и не плакал — выл, как раненый зверь. Сколько это длилось, он не знал.
Часы, дни? Потом всплыло воспоминание: восемнадцатилетие, выпуск из детдома. Алексей Михайлович, заговорчески подмигивая, вручает сверток. Коля заглядывает внутрь и видит бутылку хорошего коньяка. Поднимает глаза на бывшего учителя.
— Ты теперь совсем взрослый, — говорит тот, улыбаясь. — Такое раз в жизни бывает, надо отметить.
Юный Коля приносит бутылку домой, открывает, нюхает и с отвращением закрывает. Запах алкоголя вызывает рвотный рефлекс. Он не понимает, что находят в этом напитке, и не собирается выяснять. Но бутылку ставит в шкаф.
Подарок же, не выбрасывать. Николай никогда не пил. Другим не мешал, но смысла не видел.
Теперь, потеряв Таню, он вспомнил ту бутылку. Налил стакан, выпил залпом. Закашлялся.
Внутренности обожгло огнем. Налил еще, потом еще — пока бутылка не опустела. Всю неделю Коля пил беспробудно, не понимая, откуда берется новый алкоголь.
Он отключил телефон, а может, тот просто разрядился. Так или иначе, дозвониться до него не могли ни сотрудники больницы, где оставалась его новорожденная дочь, ни родители Тани. В конце концов, отец жены, опасаясь за состояние зятя, решил навестить его.
Приехав, он застал дверь квартиры нараспашку, полный бардак внутри и Колю настолько пьяного, что тот, казалось, не воспринимал реальность. Тяжело вздохнув, тесть взялся за дело: прибрался, сбегал в аптеку за средством от похмелья, вылил в унитаз остатки дешевого пойла и стал ждать, когда зять очнется. Это произошло нескоро, через несколько часов, но Виктор Петрович знал, что оставлять Колю одного нельзя ни в коем случае.
Еще время ушло на то, чтобы привести его в порядок и добиться осмысленного взгляда. Задача оказалась непростой. Алкоголя в крови Николая уже не было, но он был опьянен горем, замкнулся и не хотел никого слушать.
— Отдайте водку, Виктор Петрович, — хмуро сказал он.
— Ты же вообще не пьешь ничего, — попытался урезонить его тесть. — Ни капли за все время, что я тебя знаю, даже по праздникам. Эта дрянь тебя убьет.
— Ну и пусть, — огрызнулся Коля. — Зачем мне теперь жить?
— У тебя дочь осталась, ты не забыл? — упрекнул его Виктор Петрович. — Маленькая девочка, совсем кроха, которая так рано лишилась матери. Не хочешь же ты, чтобы она потеряла и отца? Или думаешь, нам с матерью легко? Мы ведь ребенка потеряли. Единственного.
Тон его был достаточно мягкий, но твердый — скорее сочувствующий, чем обвиняющий. И все же в последних словах сквозил упрек, хоть Виктор Петрович старался это скрыть. Коля опустил глаза к полу. Ему вдруг стало стыдно за свое безрассудство.
А тесть продолжал:
— Думаешь, Тане бы это понравилось? Хотела бы она для тебя такой судьбы? А для вашей дочери? Нет, сынок. Она желала бы, чтобы ты работал и воспитывал девочку. А потом, когда придет время, нашел новое счастье. Не спорь. Знаю, сейчас рано об этом говорить, но однажды это случится. И я хочу, чтобы ты вспомнил мои слова и не сомневался.
— Да, возможно, вы правы, — с трудом выдавил Коля. — Вам, наверное, тяжелее, чем мне. Что-то я совсем раскис. Но не знаю, справлюсь ли.
— Не кори себя, — мягко ответил Виктор Петрович. — Мы с Валентиной есть друг у друга, а ты думаешь, что у тебя никого нет. Но это не так. У тебя есть дочь, и есть мы. Мы приняли тебя в семью. Ты нам не чужой и никогда не будешь. Приходи в себя, возвращайся к работе. А в рейсах мы присмотрим за внучкой. Кстати, решили, как ее назвать?
— Нам всегда нравилось имя Лена, — растерянно отозвался Коля. — Думаю, так ее и звать.
И они стали жить. Николай ездил в рейсы, а родители Тани сидели с маленькой Леночкой. Первые пару лет ему было тяжело смотреть на дочь — слишком она напоминала покойную жену. Но постепенно боль притуплялась, и сходства начали радовать, а не огорчать.
Девочка была живым напоминанием, что его любимая существовала. Но и это прошло. Лена росла, и Коля перестал видеть в ней копию Тани. Она была личностью — со своим характером и интересами, в чем-то похожей на мать, а в чем-то совсем иной. К разъездам отца малышка относилась спокойно, привыкнув с детства. Но Николай все равно волновался, как она перенесет очередную поездку.
Дело в том, что та должна была длиться дольше обычного. Путь лежал на крайний север, отсутствие растянулось бы на месяцы, зато потом — долгий отдых.
— Не переживай так, — говорил Виктор Петрович. — Она привыкла к твоей работе. Подумаешь, поездка чуть длиннее обычного. Ты же не одну ее оставляешь. Нам в радость посидеть с внучкой.
— Но ей всего шесть, — сомневался Коля. — В таком возрасте несколько месяцев — огромный срок. Вдруг забудет, что у нее есть отец?
— Не забудет, не волнуйся, мы проследим.
Несмотря на заверения, Коля уезжал с тяжелым сердцем. В последнее время поездки давались все труднее. Он чувствовал, что пропускает важные моменты жизни дочери, колеся по стране. Ему все больше хотелось быть с Леной, воспитывать ее самому, а не перекладывать на бабушку с дедушкой. Но обязательства взял — надо выполнять. И он поехал.
Когда он покидал город, стояли суровые февральские морозы, а к концу пути его встретила весна. Снег медленно таял, на деревьях, не избалованных теплом, набухали почки. Николай ехал по трассе, несмотря на переживания, любуясь пейзажем. Он ощущал привычное волнение, которое испытывал, приезжая в новые места. Ради этих чувств он выбрал профессию.
Ради них он снова и снова садился за руль большегруза, преодолевая километры и не спя ночами. Он проезжал мимо реки, еще покрытой льдом — опасным, обманчивым, весенним, который скоро исчезнет.