Мы никогда не знаем, чего готовит нам судьба. Порой то, чего мы так не хотим оказывается самым необходимым.
Мне было примерно двадцать пять, когда моя традиционная сезонная хандра переродилась в самую настоящую депрессию — с бессонницей, апатией, потерей аппетита и прочими «прелестями». Но хуже всего было, когда небо затягивали серо-свинцовые тучи, из которых на землю летела нудная и бесконечная водяная пыль. Такие дожди я люто ненавидела, а вместе с ними — себя и весь окружающий мир. Да, осенью всегда было плохо, но в этом году — хуже всего. Судьба устроила мне подлянку — по графику отпуск выпал на октябрь. Когда я об этом узнала, тут же побежала к шефу разбираться.
— Круглова. — тот сразу пошел в контратаку. — вы два года подряд летом отдыхали, а в этом году осенью отдохнете. У нас в летние месяцы и так работать некому, у всех дети, а вы девушка свободная…
Окончание фразы многодетный шеф произнес как будто бы даже с легкой завистью, но мне было плевать на интонационные нюансы, я еле сдержалась, чтобы не нахамить директору, а потом еще долго глотала злые слезы в кабинке туалета. Да подавитесь вы своей свободой!
В последний перед отпуском день я не стала засиживаться на работе, как обычно, а ровно в 18:00 выключила компьютер и поднялась из-за стола. Натянув плащ, сказала громко: «Всем пока!»
— А куда ты поедешь? — бесхитростно спросила самая молодая из сослуживиц Анечка. — Еще не решила… — небрежно ответила я. Соврала. Уже давно решила: никуда не поеду. Все двадцать четыре дня просижу в четырех стенах своей «панельки». И не потому, что мне никуда не хочется. Как раз очень хочется — до судорог, до головокружения. Куда-нибудь в жаркие страны, в лето. Но на лето денег нет, а ехать из осени в осень — какой смысл? Вечером позвонила мама, поздравила с началом отпуска (было бы с чем поздравлять!) и задала все тот же вопрос:
— Придумала уже, куда поедешь?
— Ты же знаешь, я дубленку купила. Теперь на мели.
Мама денег не предложила, зато «помогла» советом:
— А в деревню не хочешь махнуть?
— Ну что я там одна буду делать? Без деда…
Деда я обожала. А он меня. Все летние каникулы я проводила в деревне, и с этими упоительными, под завязку наполненными радостью днями ничто не могло сравниться.
Вот уже десять лет, как деда нет… С вечера наколол дров, попарился в бане, опрокинул после баньки соточку самогонки, захрустел малосольным огурцом и лег спать. А утром не проснулся. Я ездила в деревню на его похороны. Рыдала так, что потом три дня ходила опухшая, будто пчелы покусали…
Как всегда, при воспоминании о дедушке в носу защипало, а в горле возник противный ком. Я очень редко курила, но это был как раз тот случай, когда можно позволить себе несколько затяжек.
Вышла на балкон и поморщилась от отвращения: весь горизонт — сплошной частокол заводских труб. А внизу, прямо под окнами — болото в обрамлении чахлых рябин. «Может, и вправду поехать в деревню? — мелькнула мысль. — Все лучше, чем этот кошмар».
На следующее утро я тряслась в электричке. День был субботний, вагон, в котором я ехала, — совершенно пустой, и мое уединение нарушали только «коробейники», уныло рекламирующие свой товар: «Супер-клей. Всего сто рублей’», «Покупайте супер -пластырь! Бактерицидный! Водостойкий! На натуральной основе», «Супер-фонарики! Незаменимая вещь для дачников и автомобилистов!»…
— Девушка, иконки не нужны?
Может быть, оттого, что продавец не стал пиарить свой товар хвастливой приставкой «супер», я открыла глаза и поманила его рукой:
— А какие у вас иконки?
Не совсем трезвый, но довольно опрятный дядька присел рядом: — Разные.
«Как рада я, что с детства одно узнала средство: коль хочешь в жизни счастья, молись своей святой…», — всплыла в памяти строчка песни из фильма про трех мушкетеров.
— А Святая Елизавета есть?
Дядька разложил картонные прямоугольники веером, словно собираясь играть в карты, и выхватил один из них:
— Вот, держите. Я заплатила сто рублей и, дождавшись, пока коробейник отойдет, посмотрела на иконку. Лицо у святой Елизаветы было строгим и укоризненным. Она будто спрашивала: «Как же ты, девонька, дошла до жизни такой?»
«Да как-то так…» — мысленно ответила я и открыла кошелек, чтобы спрятать иконку. Но передумала — мне показалось кощунственным отправлять святую в компанию к визиткам парикмахерши, химчистки и телемастера. Поколебавшись несколько секунд, просто сунула в карман куртки.
В деревенском доме не было нежилой затхлости и запустения — мать с теткой сюда наведывались регулярно. Нашлись и комплект чистого белья, и съестные припасы, и газ — почти полный баллон. Ничего, жить можно!
Выпив чаю и разжевав пару каменных пряников (готовить было лень), я отправилась в лес. Он был смешанным, но смешался как-то неправильно, неравномерно. Большие участки соснового бора, почти без подлеска, чередовались с березовыми и дубовыми рощами. В бору осенняя тоска неожиданно отступила, здесь не было признаков увядания, и если бы не прохладная погода, можно было подумать, что вернулось лето. Дубы, в отличие от берез, крепились — листва с них еще не опала и почти не пожелтела.
«Хорошо, что я сюда…» — додумать я не успела, потому что за спиной оглушительно хрустнула ветка. «Волки!» — выпрыгнули из подсознания детские страхи. Резко обернулась — передо мной стоял мужчина. Молодой, лет тридцать или чуть больше. Худощавый, высокий. Светлоглазый и светловолосый. В джинсах, клетчатой рубашке и жилетке. В одной руке палка, в другой — большая корзина.
На сканирование незнакомца ушли доли секунды. Похоже, обычный грибник. Можно не бояться.
— Привет, — сказал парень. Лес — продолжение деревни, а в деревне все здороваются, даже незнакомые.
— Здравствуйте… — ответила я и даже сделала шаг навстречу — захотелось заглянуть в корзинку. Заглянула — и восторженно ахнула: — Сколько грибов! А я уже целый час хожу, и ни одного не видела.
— А вы под ноги смотрели? — рассмеялся незнакомец.
— Нет. А надо? — улыбнулась и я.
— А попробуйте.
Я опустила взгляд: «Ой, мамочки! Какой красавец!» — буквально в пяти сантиметрах от моей правой ноги над пожухлой травой гордо возвышался здоровущий боровик. Парень подал мне нож и посоветовал:
— Вы рядом посмотрите. Белые обычно семьями растут.
Через минуту я держала в руках четыре крепеньких гриба:
— Смотрите, действительно семья: папа, мама, сын и дочка.
— А с чего вы взяли, что это дочка? — указал незнакомец на самый маленький боровичок.
— Мне так захотелось. Пусть будет идеальная семья, — я поднялась с корточек и положила грибы в корзинку парня.
— Этих для жарки мало, а больше собирать не буду — все равно класть некуда.
— Ты местная? — легко и как-то очень естественно перешел парень на «ты».
— Нет. В отпуск приехала. У меня здесь дед жил, дом остался…
— А я на выходные. Люблю осенью по лесу побродить. Специально здесь домик купил, вместо дачи. Кстати, меня зовут Олег.
— А меня — Лиза.
— Лиза, раз у нас такая грибная складчина получилась, может, поужинаем вместе?
На ужин была целая сковорода жареных грибов, рассыпчатая картошка и соленые помидоры из маминых припасов в сопровождении дорогой «городской» колбасы и бутылки красного вина. Впрочем, пили мы совсем мало, больше ели и разговаривали. Во время случайно образовавшейся паузы я неожиданно для себя спросила:
— Олег, у тебя дети есть?
— Сын, в декабре семь будет.
— А жена?
— Жены нет…
— Прости… — вспыхнув, пробормотала я.
— Ты подумала, что… Да нет, с ней все в порядке, жива-здорова. Только она — бывшая. Жены бывшими бывают, а дети — никогда.
— С сыном часто видишься?
— Раньше часто, сейчас не очень. Жена замуж вышла, в Москву переехала. Скучаю по Антохе ужасно…
Я бросила взгляд на настенные часы и поднялась.
— Хочешь уйти? — спросил Олег.
— Нет, хочу остаться.
Я всегда была скромной и даже слегка зажатой. Раньше мне никогда не пришло бы в голову сказать такое практически незнакомому мужчине. Но сейчас вдруг почувствовала, что не могу ответить иначе.
Утром меня разбудили барабанящие по крыше капли. И первая мысль: «Дождь. Как же я люблю дождь!» Я так удивилась, что открыла глаза и увидела перед собой глаза Олега — светло-серые, теплые и удивительно родные.
— Привет. — сказал он и погладил меня тыльной стороной ладони по щеке.
— Привет… — мой голос был хриплым от ощущения абсолютного счастья.
— Дождь… — улыбнулся он.
— Все экскурсии отменяются, поэтому предлагаю весь день провести дома, смотря любимые фильмы, отвлекаясь только на то, чтобы сходить перекусить.
— А есть обязательно? — засмеялась я и уткнулась носом ему в подмышку.
Мы все-таки проголодались, и за завтраком (а может, это был обед или даже ужин) он спросил:
— Мы встретимся, когда ты вернешься после отпуска?
Ждать встречи двадцать три дня? Нет, это совершенно невозможно! Я не смогу!
— А можно я поеду вместе с тобой?
На следующее утро Олег подвез меня к дому.
— Мне пора. — сказал он и мы обнялись. Мы могли бы стоять так до вечера. Наконец сама его оттолкнула (чего мне это стоило’):
— Езжай, а то на работу опоздаешь.
— Какая у тебя квартира? Я приеду в семь.
— Я буду тебя ждать…
Доставая из кармана ключи, я нащупала картонный прямоугольник. Святая Елизавета уже смотрела не с осуждением, а с пониманием и даже как будто с одобрением.
— Спасибо, — шепнула я и, войдя в квартиру, первым делом поставила иконку за стекло в сервант. А потом вышла на балкон. Небо было затянуто свинцово-серыми тучами, моросил нудный осенний дождь, а на сердце было так… словно мне снова десять лет, и дедушка жив, и я приехала к нему на все летние каникулы.
— И никакое это не болото, — сказала я вслух. — Это очень даже красивый пруд. Такая удача: в городе — и пруд прямо под окнами. Кажется, я, наконец, полюбила осень…