Что-то внутри подсказывало ему, что это не случайность. Курьер с подозрением посмотрел на адрес и прочитал имя на пакете. «Карамзину Александру».
«Это как раз я и есть», — сказал Саша, протягивая руку, словно заранее зная, что посылка предназначена именно ему. «Сперва паспорт покажите». Не торопился курьер, подозрительно оглядев мужчину.
Александр быстро похлопал себя по груди, нащупывая карман, и вытащил паспорт. Подтвердив свою личность и расписавшись в журнале, он забрал пакет. И тут же вышел на улицу, отойдя в сторону от суеты.
Вокруг гудел город, разговоры прохожих, шум машин, вечный гул жизни. С волнением разорвав упаковку, Саша обнаружил внутри небольшую записку от сестры. Ее слова ударили по нему, как молот.
«Мама умерла 15 июля. Просила передать тебе письмо. Не смей мне больше звонить.
Все равно не отвечу. Для меня ты всегда будешь предателем». А на дворе уже 15 октября.
И целых три месяца он оставался в неведении, словно кто-то намеренно вычеркнул его из этой трагедии. У Александра резко заломило в висках, а желудок скрутило так, что его чуть не вывернуло наружу. И он пошатнулся, едва не потеряв сознание.
Лишь случайно, опершись спиной о шероховатую, рыжеватую стену торгового центра, он сумел не упасть. «Мама умерла». Эта мысль врезалась в сознание, буквально разрывая сердце на части.
Его мама, подарившая ему жизнь, окружившая его бесконечной любовью, верностью и заботой, умерла. Именно ей, поддавшись сиюминутному гневу и влиянию жены, он однажды грубо прокричал «Я тебе больше не сын». Шаурма, которую он купил на скорую руку, капучино, еще теплое, в стаканчике.
И мучительное чувство голода, которое не отпускало его последние два часа, вдруг потеряли всякий смысл. И это стало абсолютно неважным в одно мгновение. Как можно было поверить в такое известие? Как осознать и принять, что ее больше нет? Эти мысли били его, словно молнии, пронизывая разум и всю его душу.
Александр не осмелился открыть письмо прямо на месте, там, у входа в торговый центр. Он вдруг почувствовал, как силы покидают его, как ноги становятся ватными, и будто в тумане он пошел куда-то, сам не понимая куда. Перед глазами все плыло, а звуки города отдалились, став приглушенными и неразборчивыми.
Александр машинально брел к ближайшему скверу, где с трудом нашел скамейку, и, едва опустившись на нее, буквально замер. Время для него словно остановилось. Он крепко сжимал в руках конверт, никак не решаясь его вскрыть, будто верил, что пока письмо закрыто, оно еще не несет в себе того непоправимого смысла.
Откладывая этот момент, он пытался обмануть реальность, оттянуть неизбежное. Словно эта отсрочка могла как-то повлиять на то, что уже произошло. Его взгляд метался по пустой аллее, по деревьям, по прохожим, которые спешили по своим делам, совсем не замечая его.
Весь мир продолжал жить, а он словно оказался в невидимой клетке, один на один со своей болью и страхом, перед тем, что он сейчас прочтет. Но все же дрожащими руками он, наконец, вскрыл конверт и начал читать письмо. «Милый мой Сашенька.
Сынок, если ты читаешь это письмо, значит меня больше нет. У меня онкология. Последняя стадия.
Сегодня я неожиданно почувствовала прилив сил и решила воспользоваться этим моментом, чтобы написать тебе, пока еще могу держать ручку в руке. Говорят, что такое внезапное улучшение, верный знак, что конец близок. Сыночек, не вини себя.
Я так часто звонила тебе, но каждый раз просто сбрасывала звонки, едва начинались вызовы. Мы оба, и ты, и я стали пленниками своей гордости. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, гордость не позволяет мне просто позвонить тебе.
И ты тоже не звонишь. Возможно, ты обо мне даже не думаешь, возможно, тебе все равно, но ты остаешься моим сыном, моим ребенком, и я не могу перестать тебя любить. Прости меня, что не смогла наладить контакт с твоей женой.