Коровы от такого даже проснулись и начали мычать. Девушка перепугалась, что на эти звуки проснутся родители, и тогда полная катастрофа. Она даже боялась думать, что могло бы быть в таком случае.
Промучившись от боли до рассвета, Женька наконец-то разродилась. Новорожденная девочка не подавала никаких признаков жизни, и поначалу новоиспеченная мать почему-то испугалась, а затем даже обрадовалась, что так сложилось. Но затем, глядя на крошечное и беззащитное личико, она расплакалась.
Видимо, проснулся материнский инстинкт, несмотря ни на что. Она взяла недоношенную девочку на руки, слегка потрясла ее и шлепнула по попе. И девочка вздохнула, издав тихий жалобный крик.
Женька облегченно выдохнула, вытерла пот со лба. Слезы градом катились по ее щекам, но поступить по-другому она не могла. Девушка взяла тряпку и перерезала пуповину.
Она много раз видела, как деревенские женщины после рождения ребенка так делают. Перевязав пуповину, она разглядывала в последний раз свою крохотную дочурку. У малышки на шее было родимое пятно необычной формы, в виде сердца.
Девочка попискивала, искала материнскую грудь, ведь была голодной. Но Женька заставила себя проигнорировать первый порыв покормить дочку. Она плотно закутала хныкающую девочку в старое одеяло, а сама легла на сено и положила возле себя ребенка.
Отдохнув пару часов, она выглянула в окно и заметила, что уже светает. Нужно поторопиться, чтобы никто не увидел ее. Девочка спала.
Она была очень слабой, у нее не было сил даже заплакать на полную грудь. Опасаясь, что проснутся домашние или соседи, Женька осторожно выскользнула из коровника на улицу вместе с плотным свертком. Тряпки и послед она спрятала в куче навоза.
Девушка брела, слегка покачиваясь, к тому самому месту, где заканчивался лес и начиналась поляна. Мокрый от снега подол платья прилипал к замерзшим ногам. Было холодно, у Женьки даже зубы стучали от холода.
Просыпался лес, послышались первые крики птиц, которых потревожили в такую рань. Она все шла и шла, и зашла далеко в лес. Слезы текли по щекам.
Она понимала, что видит свою дочку в последний раз, но выбора у нее не было. Отец забил бы до смерти, узнав о таком позоре. Лесная дорожка закончилась, и Женька свернула в густые заросли.
Подошла к разлогому сосновому дереву и осторожно положила сверток с ребенком под него. Новорожденная малышка не шевелилась. Женьку бил озноб, стучали зубы, с трудом заставила себя развернуться и потихоньку уходить.
Девушка плелась домой. Ноги были ватными, а душа рвалась на части. Ведь это была ее доченька, ее милая и беззащитная малышка.
Разве она виновата в том, что появилась на свет? Разве она просила ее рожать, чтобы теперь умереть вот так в лесу от холода и голода? Все эти мысли накрыли Женьку, и она не выдержала, вернулась обратно. Побежала, чтобы было сил к той сосне, где оставила дочку. Не думала в этот момент о тиране отце, о безвольной и безропотной матери, о молве и слухах деревенских.
У нее в голове билась одна мысль – только бы успеть, только бы спасти. Прибежала она в лес, бросилась к той сосне, под которой оставила свое дитя. Подбежала, глядь, а свертка-то нет.
И так и эдак смотрела в густой траве, но ребенка нигде не было, словно и не оставила его здесь пару минут назад. Смотрела под каждым деревом, шарила руками в густых зарослях полевой травы. Вот ее свежие следы на снегу.
Они ведь есть! А свертка с малышкой нет. С ужасом заметила, что от сосны к лесу идут чьи-то следы, похожие на волчьи. У нее внутри все похолодело.
Что же делать? Кто теперь поможет? Ответа не было. Ходила она вокруг да около. Ходила.
Но ничего не находила. Даже крикнула «Верните мне малышку! Верните мне моего ребенка! Кто забрал? Слышите? Верните матери родное дитя!» Только эхо от ее крика раздавалось по всему лесу. Но никто не отвечал.