Она смотрела на свою дочь Настю с таким видом, как будто хотела передать ей всю свою мудрость и переживание. Невольно завязался разговор. «Настя», — начала была мама, ее голос дрожал от слабости.
«Тебе нужно родить ребенка. Когда я уйду из этого мира, тебе будет не так одиноко». Настя смотрела на маму, не зная, что даже ответить.
Ее сердце сжималось от боли при одной лишь мысли о потере матери, но она не могла сразу принять такое предложение. «У меня есть муж, мам», — тихо произнесла Настя, пытаясь утешить ее. «Да ну тебя, какой он тебе муж? Ты что, не видишь? Он уже даже не приходит сюда».
Мама критически смотрела на дочь, словно пытаясь открыть ей глаза на истину. «Не вижу», — отрезала Настя, не желая признавать сложившуюся проблему в отношениях с супругом. Мама вдруг заплакала, закрывая лицо руками.
Слезы проступали между пальцев, словно они были единственным выходом для ее горя и страха. «Это я во всем виновата», — всхлипывала мама. «Зачем я только полезла на ту проклятую лестницу? Чем я только думала? Я сама сломала себе жизнь, и теперь ты привязана ко мне.
Заботишься обо мне, как об инвалиде. Я не хочу так жить и вас мучить». Настя подсела поближе к маме и обняла ее.
Она чувствовала, как мамин страх и вина передаются ей через объятия. «Мам, не говори так», — тихо сказала Настя, пытаясь утешить ее. «Ты всегда была для меня опорой, и я всегда буду рядом».
В тот день в комнате витало напряжение. Солнечные лучи едва пробивались сквозь тяжелые шторы, создавая таинственный полумрак. Настя сидела напротив своей мамы, а в ее глазах сверкали искры негодования и нетерпения.
Она давно хотела начать этот разговор, и вот наконец она не выдержала. «Мама, послушай, если бы ты захотела, ты могла бы вернуться к нормальной жизни», — вдруг жестко сказала Настя, чувствуя, как в ней закипает ярость. Ее мама взглянула на нее, лицо было полно беспокойства и усталости.
Она долго молчала, словно искала нужные слова, чтобы объяснить свои чувства, но затем, сдавшись под напором обстоятельств, воскликнула «Не могла я, доченька, не могла, но ведь ты даже не попробовала», — тоже повысила тон Настя. «Ты могла бы ездить на коляске, мы могли бы с тобой гулять, ездить в гости, даже путешествовать». В этих словах звучала мольба и одновременно упрек.
Настя мечтала о том, что ее мама снова станет активной, что они смогут делить радости повседневной жизни. Но ее мама воспринимала эту ситуацию совсем иначе. «Какие путешествия, когда ноги отнялись», — зло сказала мама.
«Не хочу, как чурбан на колесах, чтоб все смотрели и все меня жалели». Голос ее дрогнул, и Настя увидела в глазах матери больше, чем просто гнев. Там было отчаяние и страх быть обременением, страх быть не такой, как раньше.
Настя вдруг поняла, что ей нужно быть более чуткой и терпеливой. Она взяла маму за руку, и в тишине этого тяжелого дня они обе искали пути к примирению и пониманию. Разговор продолжался.
«А обо мне ты подумала?» — спросила мама с грустью в голосе. Ее слова прозвучали обвиняюще. Настя перевела взгляд на окно, где мерцали огни улицы.
Она почувствовала, как внутри нее нарастает тревога. «Мама, я все время думаю о тебе. Но я тоже хочу жить своей жизнью, путешествовать», — ответила она, стараясь сохранить спокойствие.
— Путешествуй на здоровье. Езжай хоть сейчас, а меня в интернат сдай, а лучше в хоспис, я мешаю тебе путешествовать. Голос мамы дрогнул, и Настя увидела в ее глазах слезы.
«Мама, прекрати, я тебя умоляю». Настя попыталась успокоить маму, но чувствовала, как с каждой минутой все труднее сдерживать свои эмоции. «Ты даже не представляешь, каково это, столько лет вот так жить», — воскликнула мама, ее голос был полон отчаяния.
«Мама, не начинай», — сказала Настя. Ее голос вдруг стал хриплым, а в сердце зародилась буря злости и обиды, которую было уже невозможно остановить. «Да-да, не представляешь», — мама повторила свои слова.
И в этот момент Настя осознала, что разговор зашел слишком далеко. Настя была вся в напряжении в этот момент, словно струна, готовая в любой момент порваться. Ее руки крепко держались за края деревянной табуретки, на которой она сидела, как будто это было единственное, что могло удержать ее от полного отчаяния.
Глаза ее горели яростью и болью, слова вырывались из глубины души. «Ты хоть представляешь, что значит всю свою жизнь ухаживать за лежачим больным? Всю жизнь, мама!» «Потом и ты! У меня жизни-то своей никогда не было!» — голос Насти дрожал от сдерживаемых эмоций. Она чувствовала, как ее сердце сжимается при каждом слове, которое она выговаривала, развертывая перед матерью всю боль накопившихся лет.
«Уж какие мне путешествия, когда я никуда пойти-то не могла! В гости даже! Мне всегда надо было сидеть вот тут, рядом с этим чертовым диваном!» — продолжала она, указывая на диван, который стал символом ее заключения. Мама Насти, слушая дочь, перестала плакать. Глаза ее расширились от шока и непонимания страданий родного человека.
«Ребенка родить, говоришь? Для чего, мама? Привязать себя еще к кому-то? А вдруг и он тоже будет больной?» — уже кричала Настя, и ее голос становился все более отчаянным. «А я не мать Тереза! Мама! Я жить хочу!» Андрей уже почти сбежал от такой жизни. «Как я могу судить его за это? Ведь это не жизнь, мама! Разве ты не понимаешь этого? Никакого ребенка не будет! Не хочу!» Настины слова висели в воздухе, переполненным напряжением и тяжестью непроговоренных чувств.