Вернее, она переедет в общежитие. А работать будет на швейной фабрике. Такую жизнь, наверное, тоже легкой не назовешь.
Но никто хотя бы издеваться не будет. И вот юная Любочка смотрела в окно, не отрывая взгляд. Остался месяц, всего один месяц.
Через 30 дней и восемь часов наконец-то закончится ее тяжелая жизнь в этом детском доме. И начнется новая, свободная и полна новых надежд. Вернее, она переедет в общежитие.
А работать будет на швейной фабрике. Такую жизнь, наверное, тоже легкой не назовешь. Но никто хотя бы издеваться не будет.
К насмешкам со стороны окружающих Люба привыкла с раннего детства. Перед глазами то и дело мелькали картинки жизни, проведенной в детском доме. Где у всех, кроме нее, был белый цвет кожи.
И все дети, едва начав что-то понимать, ждали, что за ними придет мама. И заберет с собой. К кому-то приходили и действительно забирали.
И только Люба с самого раннего детства поняла. У нее никогда не будет мамы. Никто и никогда ее не заберет с собой.
Потому что она не такая, как другие дети. Она чужая, ее не приняли. И вот сейчас, словно уже прощаясь со своим детским домом, она вспоминала свою нелегкую жизнь.
Ну вот почему так в мире все устроено? Разве я виновата в том, что родилась? Разве просила меня рожать? Почему меня мама бросила, едва только появилась на белый свет? Потому что она белая. Зато отец у меня, наверное, был чернокожим. Когда была маленькая, никак не могла понять, почему так.
Она до мной смеялась и обзывали. Всегда. Всегда звали не иначе, как черное.
Словно у меня имени своего и вовсе не было. Да и имя мое. Мне его просто придумали в роддоме.
Спасибо хоть на этом, что такое красивое. В детдоме только маленький Максим не смеялся надо мной. Он был из другой группы, на три года старше меня.
И у него были ужасно кривые ноги. Мы с ним прятались ото всех и мечтали. Мечтали о разном.
Я мечтала быть самой обычной девочкой, чтобы у меня была белая кожа, как у других детей. И чтобы за мной тоже пришла мама. А Максим мечтал о том, чтобы у него были ровные ноги.
Чтобы походка была, как у всех мальчишек. И тоже хотел, чтобы его забрали родители. Затем нашелся какой-то спонсор и дал денег на его операцию.
И он просто исчез из детского дома. Навсегда исчез. Тогда я только пошла в первый класс.
Люба внимательно посмотрела на ворота детского дома, словно все еще надеясь, что в этот момент они откроются. И войдет кто-то, кто полностью изменит всю ее жизнь. Она понимала, что этого никогда не случится.
Но, как и все воспитанники детского дома, каждый день смотрела на ворота. Ведь они — это и есть выход в другую жизнь. С первого класса у нас начались уроки пения.
Как же удивленно смотрела на меня учительница, когда я впервые запела. Эту песню я сама сочинила. И она была о Максиме.
С тех пор я всегда с нетерпением ждала уроков пения. Помню, как впервые выступала на площади на дне города. Как мне аплодировали.
Затем я начала участвовать в городских конкурсах, а потом в областных. Это были самые счастливые дни в моей жизни. Девушка долго сидела с улыбкой на лице, погруженная в воспоминания о тех незабываемых днях.
Я пела хорошо. Возможно, даже лучше всех. Но на национальные конкурсы меня все равно не брали.
Один раз взяли на региональный в большой город. Тогда мне было 12 лет. Как же я радовалась.
Как готовилась к этому дню. Там, на конкурсе, они тоже злились на меня. И тоже смотрели с недовольством.
Но не из-за моего цвета кожи, а потому что они были моими конкурентами. Я заняла второе место, хотя пела лучше всех. Просто я была чернокожей.
Первое место досталось местной девушке из города, Александре Тимофеевой. И как раз ее отец был спонсором этого конкурса. А потом, когда объявили результаты, эта девушка, Саша Тимофеева, подошла ко мне, обняла и честно сказала, «Люба, не обижайся.