Коридор онкологического отделения казался бесконечным, белым туннелем, ведущим в никуда. Виктор стоял, прислонившись к стене, наблюдая за медсестрами, которые готовили Екатерину к выписке. Их движения были осторожными, почти ритуальными. Екатерина, или то, что от нее осталось, лежала неподвижно, как тень самой себя. Ее скулы заострились, выступив над впалыми щеками, а кожа приобрела оттенок выцветшей слоновой кости.
Лимфома Ходжкина, 4 стадия. Приговор, вынесенный три года назад, теперь приближался к исполнению. Медсестра с короткими, выкрашенными в фиолетовый цвет волосами, шепнула что-то коллеге, и они вместе перенесли Екатерину на каталку. Та вздрогнула от боли, но не издала ни звука, только сжимала губы в тонкую линию. Виктор отвел глаза.
Ее лицо, когда-то живое и выразительное, превратилось в восковую маску с запавшими глазами цвета осеннего неба. Трудно было поверить, что эта женщина некогда покоряла мир своей энергией и интеллектом, что эта истощенная фигура, где остались лишь кости, обтянутые сухой кожей, была той самой Екатериной, которая девять лет назад ворвалась в его жизнь ураганом красоты и амбиций.
Господин Иванов. Тихий голос вывел его из оцепенения. Доктор Левицкий, пожилой онколог с многолетним опытом работы в киевских клиниках, глазами, видевшими слишком много смертей, жестом пригласил его отойти в сторону. Его седые волосы были аккуратно зачесаны назад, но несколько прядей выбились, придавая ему вид усталого философа.
«Виктор Андреевич, нам нужно поговорить», — сказал он, когда они отошли достаточно далеко, чтобы Екатерина не могла их услышать. «Ничего нового вы мне не скажете», — резко ответил Виктор. «Я уже все знаю». Левицкий поджал губы. «И все-таки выслушайте. Мы испробовали все возможные протоколы химиотерапии, и экспериментальное лечение, которое мы применили в последние месяцы, не дало результатов. Метастазы распространились слишком широко: печень, кости, лимфатические узлы. Слишком поздно Екатерина обратилась за помощью. Если бы она пришла на первых стадиях болезни, шансов было бы значительно больше».
Врач сделал паузу, словно ему было физически больно произносить эти слова. «Иммунная система полностью истощена. Мы делаем все возможное для облегчения боли, но…» Виктор скрестил руки на груди. Его взгляд блуждал по коридору, не фокусируясь ни на чем. «Сколько?» Доктор вздохнул. «Две-три недели. Максимум месяц». Он положил руку на плечо Виктора. «Знаете, ее имя, Екатерина, означает чистая, непорочная. Может, чудо еще возможно. Просто будьте рядом в эти последние дни».
Доктор опустил голову. «Больше мы ничем не можем помочь». «Как будто я не был рядом последние три года», — подумал Виктор, но кивнул с выражением благодарности. «Эта роль, скорбящего, преданного мужа, стала для него второй натурой». «Документы на выписку готовы?» — спросил он.
«Да, все оформлено. Скорая помощь отвезет вас домой. Вот рецепты на обезболивающие. Этот…» — он отметил один из листков, — «только в крайнем случае, он очень сильный». Виктор механически взял бумаги и сунул их в карман пиджака. Пожав руку врачу, он направился к выходу, где медсестры уже подготовили Екатерину к транспортировке.
На секунду их глаза встретились: ее, затуманенные морфином, и его, холодные, с искрой нетерпения. Она слабо улыбнулась, и эта улыбка была полна такой незаслуженной любви, что Виктор почувствовал, как что-то сжимается внутри. Не совесть — он давно ее похоронил, — а смутное воспоминание о том, что когда-то он действительно любил эту женщину. Или ему так казалось? Скорая помощь ехала по киевским улицам, лавируя в потоке машин среди шумных проспектов и старинных улочек.