Бабку Глафиру, или попросту бабу Глашу, в деревню все любили и жалели, но считали странной. Она была тихая и приветливая, но людей всю жизнь сторонилась, держалась особнячком. И не потому, что она их боялась или затаила какое-то зло.

Нет, просто жизнь у неё сложилась тяжёлая, и люди её жалели, а она жалости не выносила, вот и сторонилась досужих разговоров и навязчивых собеседников. Не хотела свою жизнь ни с кем обсуждать. Когда-то в молодости Глаша была первой красавицей на деревне, парни хороводами ходили за ней.
А она, кроме как на местного гармониста Андрея, даже ни на кого не смотрела. У них и свадьба уже была назначена, да только не суждено Глаше было стать женой и матерью. Погиб её жених за три дня до свадьбы.
Почернела тогда девушка совсем, два года ни с кем не разговаривала. Родители уже думали, что их дочь совсем умом тронулась, но потом правда отошла помаленьку. Только объявила им, что замуж больше никогда не выйдет, потому как будет всю жизнь любить своего ненаглядного гармониста.
Так оно и вышло. А вскоре и родители у Глафиры ушли один за другим, так и осталась девушка одна-одинёшенька на всём белом свете. Ни мужа, ни детей.
Молодые люди потом ещё сватались к ней, но она всем отказывала. А уж после войны совсем мужчин в селе не осталось, всё на женские плечи легло. Вот так и жизнь прошла у бабы Глаше.
Жила она в стареньком родительском доме, который стоял слегка на отшибе села, прямо возле леса. Народу в деревне жило немного, все друг друга знали и доверяли друг другу. Чужие там не ходили, но если только какие-нибудь охотники, так их впускали в дом без страха, кормили ужином, оставляли на ночлег, если было нужно.
Как-то раз вечером в окошко к Глафире постучали, а бабка, надо сказать, на склоне лет уже подслеповато стала. Оказалось, что это охотники из леса возвращаются. Промокли да продрогли все на осеннем дожде, попросились на ночлег, обсушиться да чайку горячего выпить, согреться.
А чего не пустить добрых людей? Для бабы Глаше все люди были добрые, как и она сама, по себе женщина всех мерила. «Да нам многого-то и не надо», сказал тот из охотников, что постарше. «Одежду просушить, чаю горячего выпить, возле печки тёплой посидеть.
Мы ночку одну переночуем, а утречком рано уйдём, ты, бабуся, даже не заметишь». «Да ночуйте сколько надо, мне для хороших людей ничего не жалко», отвечала Глаша. «А что, Глафира Петровна, не страшно тебе тут одной у леса на отшибе жить?», спросил старшой.
«Места тут глухие, всё-таки тайга сибирская». «А что с меня брать?», отвечала Глаша. «А жизнь моя только Богу одному и нужна, да и тот поди про меня забыл, раз столько годков небо копчу».
Сказала она так, пожелала путникам спокойной ночи и пошла спать в свою дальнюю комнату. С собой у охотников было три щенка, вернее волчонка, но бабки-охотники об этом не сказали. Старший припрятал мешок с детёнышами в сарае, чтобы Глашу лишний раз не тревожить и чтобы поменьше было вопросов.
У него, видимо, уже давно план в голове созрел. Утром мужчины потихоньку, как и обещали, ушли, забрав двух волчат, а самого слабого оставили у Глафиры на крыльце. Баба Глаша утром вышла во двор и удивилась, чей же этот щенок к ней прибился.
Сослепу не разобрала, что не собачонка это вовсе, а самый настоящий волк. Прижала к себе скулящий серый комочек и понесла в дом, кормить да отогревать. А малыш, насидевшийся всю ночь в мешке, как почувствовал живое тепло, так прижался к Глаше всем телом, что даже дрожать совсем перестал.