Повернулась резко. — На какой дороге? — спросила испуганно. — Да недалеко отсюда, — кивнула Аня головой в ту сторону.
Дождь застучал по металлическому подоконнику, окропляя стекло брызгами. Телефон зазвонил, но Аня сбросила. — Кто? — Свекровь, — грустно вздохнула.
— Я же ее ненароком в это тоже втянула. — Ее, сын, пусть краснеет, нам скрывать нечего. — Не хочу ничего говорить, — сказала Аня и отключила гаджет.
— Погоди. Мать вытерла руки, а передник и вышла, а вернулась бутылка чего-то янтарного. Стукнула днищем о стол, так громко опустила и за стопками полезла.
Хрюкнуло стекло друг от друга, устроились рядком небольшие емкости. — Не в положении? — на всякий случай спросила мать, откручивая крышку, и Аня покачала головой. — Тогда во благо.
— Разлила она наливку. Главное — мир узнать. Подала стопку дочери, которая принимала ее недоверчиво.
Никогда мать такого себе не позволяла, строго за ней следила, а тут сама подносит. — Чего смотришь? Пей! — сказала и в себя прокинула, пирогом занюхала и румяный бок откусила. Не принято было такое в доме Ереминых.
Отец, бывало, принимал по праздникам, а мать и того реже, лишь иногда за компанией. Лешка тоже не пристрастился, позволял себе, как любой мужчина, но всегда в пределах. Аня как-то попробовала, и так не понравилось, что смотреть не могла.
Но сейчас душа требовала. Выдохнула и тоже залпом. Горло, как запылает, обожгло огнем.
Вытаращила глаза, рот открыла от удивления и испуга. — Закусывай, — тычет мать в рот пирогом, — и рассказывай по порядку. Встала Галина из-за стола, вытащила огурцы маринованные из холодильника, вилкой из банки наколола, на тарелку выложила.
Подлила еще наливки, голову рукой подперла, слушать приготовилась. — Так пирожки! — напомнила Аня. — А, бог с ними! — махнула мать рукой.
— Успеется! Глянула на те, что печи, и ручку на ноль повернула. Аня глаза потупила, думает, с чего начать. — Если не хочешь, не говори, — предупредила мать.
— Какая разница, когда? Все равно расскажу. — Глупая я! — горько усмехнулась Аня. Не заметила даже, как у мужа другая появилась.
— Знаешь ее? — Имя только, — покачала головой. — Чувствую, что наша, институтская. Мы ж почти всегда вместе.
А вот все равно не уследила. — Он тебе не ребенок годовалый, чтоб за ним глаз да глаз, — отрезала Галина. — Грош цена тому, кого на поводке держать надо.
Сузились ее глаза. Мать отвернулась. — И вот стали к вам собираться, как договаривались, — продолжила Аня.
— Вещи сложили. Глеб настоял, чтоб я свои отдельно укладывала, мол, так удобнее, чтоб не искать. Я в подвоха не увидела, только какой-то он нервный был, дерганный.
Помню, еще сообщение пришло. Он в телефон посмотрел и быстро в карман его спрятал. — Что-то случилось? — спрашиваю.
А он. — Родители написали, просят приехать срочно. — Ну, вместе давай, — предлагаю.
Только он отнекиваться стал. Говорит. — Поезжай к матери.
Будь там, сколько потребуется. Я потом приеду. Что произошло, так и не ответил.
Только сказал, до матери отвезу и обратно в город. Я потому своей кровью украдкой сама и написала. А она ни сном, ни духом, о чем я. Вот тогда мне страшно стало.
Смотрю я на мужа и не узнаю, будто человек чужой. Не к родителям собрался. В другое место.
Я ему сразу говорить не стала, что знаю. Едем дальше. А мне дурно прямо.
Кровь к лицу прилила. Страх одолел. Попросила остановить водички купить.
А сама сижу, газетой обмахиваясь. И вот как вышел, я сразу за телефон. А там куча сообщений от Юли какой-то.
Уж не буду я тебе, мама, дословно пересказывать, какие слова она ему там писала. Только договорились они вместе на море отдохнуть. Представляешь? Меня в деревню, а сам на две недели на пляже развлекаться с кем-то.
Галина вновь сучила в руку дочери стопку, и жидкость разлилась по телу, становящемуся от нее ватным. Дождь усиливался. Скорей бы отец вернулся, — всматривалась в улицу мать.
Уже до нитки промок, как бы не заболеть. А ты дальше говори, дальше. А как придет, сразу молчи.
Не к чему мужикам в такое лезть. У него последнее время сердце что-то прихватывает. Потом скажем.
Позже. Пока тут все равно. А как город соберешься, с тобой поеду.
Вещи соберу, квартиру найду. Это мать одна, а мужей может быть много, — говорила она слова своей матери. Не нужен такой зять.
Даже совесть негде взять. Вернулся он. Отпираться не стал.
Люблю, — говорит, — а к тебе ничего не чувствую. Будто сестра ты мне. Ишь, подлец! А я сижу, и слова его до меня как издалека долетают.
Не понимаю до конца, как так можно. Была жизнь счастливая. И в одночасье не стала.
А что такого сделала, не знаю. Высадил почти у самого села и уехал. А до меня только потом все и дошло.
Отец пришел. Вскочила мать с места, услышав, как по крыльцу ступают тяжелые шаги. Пойду одежду сухую принесу.
И выскочила из кухни. О, приехали! — услышала Аня отческий голос в коридоре. И сердце радостно запрыгало.
Хороший у нее отец. Каждому бы такого. — Только где ж машина, не пойму? — разувался он.
Аня вышла встретить его, прислонившись к дверному косяку. — Переоденусь, — предупредил. — Тогда обнимемся.
— Рыбу принес? — показалась мать с сухой одеждой. — А как же? — поднял вверх пакет, хвастаясь. — Двенадцать хвостов! Мать забрала дергающийся пакет и ушла на кухню.
— Пила, что ли? — недоверчиво уставился на дочь Николай, принюхиваясь. — А Глеб где? — и машина. — К родителям Глеб уехал, помочь там что-то просили! — ответила мать, крикнув из кухни.
Не за блудного зятя беспокоилась. За мужа любимого. Знала, что близко к сердцу примет, переживать начнет.
А там, не дай бог, с сердцем что? Представила уж, как трясется от злости, что дочку родную обидели, как хватает ключей от машины, чтоб в город ехать, найти негодного и по-мужски поговорить. Нет, не для того, чтобы обратно вернулся, чтобы ответил за поступок гадкий. Подумать надо, с холодной головой подойти, а не с горячим сердцем.
— Ясно! — кивнул отец, проходя в ванную. Аня вернулась на кухню, смотря, как мать вытряхивает из пакета приговоренных рыб. — Иди переоденься, вдвоем быстрее сделаем! — командует мать, а у самой внутри все клокочет.
Хочется позвонить зятю, высказать все, что в лечении овцы волк оказался, что как родного приняли, что порядочно с людям к лицу. А потом решила, недостоин он того, чтоб еще о нем думали. — Праздник какой-то! — вошел отец на кухню и увидел наливку.
— Дочь приехала, сессию на отлично сдала! — улыбалась Галина. — Оно ведь как! Коли радоваться хочется, душа всегда повод найдет. — Хорошо еще, что сейчас все открылось.
Не нужен такой мужчина, Анютки. Пусть другие к рукам прибирают. — А все же, что с родителями? — уселся за стол Николай, а Аня вернулась в домашнем и встала чистить рыбу.
— На даче помогает! — придумывала Галина, и Аня удивилась, как у матери складно выходит не то, что у нее. — Ты Лешки набери, пусть приходят! — попросила Галина. Встал Николай и за телефоном в дальнюю комнату пошел.
Старенький он у него, на зарядку все чаще ставить надо. — Уж другой пора покупать, а кому ему прям звонить? — изредка и пользуется. Стоит Аня у раковины, чешую с рыбы счищает.
В любви и заботе росла при хороших родителях. Ссорились бывало, но всегда знала, что любят друг друга, помогают во всем. Вдруг слышит опять шаги по ступенькам.
Быстрее, быстрее, будто человек бежит торопится. Дождь уже кончился, лишь с деревьев и крыш падают большие капли прямо за шиворот. Ворвался вихрем Лешка, грудь вздымается, глаза бешеные.
Смотрит на сестру, а у той душа в пятке ушла. Так он страшно смотрит. — Где он? — чуть ли не кричит и чувствует Аня, что беда в воздухе витает.
— Чего кричишь, скаженный? — вмешалась мать, собираясь вытолкать сына, а сама глазами вращает, что внимание на нее обратил, да шепчет что-то. Димка из города звонил, друг мой, говорит, Анютка наша теперь, брошенка. Оказалось, что тот самый Димка приехал на вокзал с женой.
И каково же было его удивление, когда он увидел Глеба с другой девушкой. Поначалу решил, что Аня тоже где-то неподалеку, но потом пара поцеловалась. Догадка сразу пронзила мозг, и он решил выяснить, знает ли об этом сама Аня.
Подошел, поздоровался. Глеб его видеть был не рад, он изменился в лице и отошел с ним в сторону. Отпираться бесполезно, потому Глеб сказал, что между ними все кончено.
Как отвез жену к матери, как рассказал ей все… Бросил, значит, вдохнул Димка, у которого Анютка на глазах росла. Жалко девчонку, она же в своем муже только хорошая, а он быстро клятвы, данные от всего два года назад, позабыл. — Ты в наши дела не лезь, — махнул на него Глеб рукой.
— Сами разберемся. И ушел к новой девушке. — Не ори мне тут, — шикнула мать и толкнула сына в бок.
— Ничего не понял. Кто звонил? — появился Николай на кухне. — Что случилось? Зыркает Лешка на мать и сестру, видит, что отец ни о чем не знает.
— Да друг его, — вновь пришла мать на выручку, — говорит, билеты на море дешевые. — Ты садись, Леш, садись. Даша скоро придет? — Придет, — отвечает грубо.
— Ты с матерью так не говори, — предупреждает отец и головой качает. — Чего на тебя нашло? Сжал кулаки Лешка. Кровь бурлит, хочется по лицу зятью дорогому надавать.