Был бы тут, не удержали бы. Но от своего Лешка не отступится. Найдет и разукрасит, мама, не горюй.
Аня в раковину взглядом уткнулась, будто виновата в чем, и еле дышит. Жалко так себя стало. Вновь горечь накатилась.
— Выйдем? — обращается к ней брат, а она быстро-быстро моргает, чтоб не заплакать. — Дай ей рыбу дочистить, — просит мать. — Успеете наговориться.
— Даша, лучше позвони, чтоб пришла быстрее. — Коля, ты в подвал слазь, грибочков достань. Вышел Николай из кухни, а мать шепчет сыну.
— Знаю все, только не кричи тут громко. Что с твоих слов, когда и так все ясно? Отцу волноваться нельзя. — Убью, — рычит.
— А дальше чего? — размышляет мать. — Я, что ли, детей твоих растить буду? Недостоин он того, Леш. Плюнь раза три.
— А ты чего молчишь? — злится брат, на сестру смотря. — А ты к ней не лезь. Без тебя тошно.
Чего к Аньке пристал? — Думаешь, она рада тому? Ишь, прискочил, перья распушил, как петух такой, в драку рвется. — А что ж, думает, если из города можно сестру мою обижать? — Все, отец идет. — приказала мать.
Пироги выходили не как всегда пышные и добрые, а какие-то кособокие, как больные. На скорость делала Галина и в печь, а у Ани все с рыбой не ладится. Силится лицо блюсти, чтоб перед всеми не разреветься.
— Гостей ждете? — вошли в дом Даша с сыновьями. — Проходите, конечно! — кричит с кухни мать. — Леша, Коля, стол раздвиньте, чтоб всем сесть.
— Помощь нужна? — вошла на кухню Даша, осматривая всех, чтоб настроение понять. — Ох, как кричал дома Лешка! Она успокаивала до горячей больно, сорвался и к матери. — Аню смени! — кивает на дочь Галина, и Даша, понимая все, засучивает рукава.
— Привет! — целует девушку в щеку, становясь у раковины вместо нее. Аня кивает и витает на кухне жалость и злоба, что хочется в то место сбежать, где недавно лежала. В чистое поле уйти, без людей чтоб.
Нет сил никого видеть, и не виноваты они. А вон как Дашка жалостливо смотрит. Хорошая девушка! Леха как сказал, что жениться собирается, Аня и обрадовалась.
Они ж как подружки стали. — Не здоровится! — кивает на дочку мать, а отец смотрит пристально. — Заболела, что ли? — спрашивает.
— Сессию только закрыла. Коль, я ж тебе говорила. Спала мало, стресс у нее.
Ты иди полежи! — отправляет Галина дочь в комнату. — Как все готово будет, позовем. И снова ложь во спасение с долей правды.
Подняла глаза Аня, а на нее каждый смотрит. Даша с жалостью, мать с пониманием. Лешка на супе в брови, и только отец в неведении.
Скажет, обязательно скажет, как сама с мыслью свыкнется. Спасибо матери, что поддержала, не говорила, я же предупреждала. Горой за нее! Отправилась Аня к себе.
В доме с четырех комнат жилых состоял. Самая дальняя спальня — родительская. Перед ней — зал, где все вместе собирались, там и телевизор большой стоял, а ближе к кухне распашонкой их комнаты с Лешкой раскинулись по обе стороны дома.
Его направо, ее налево. Дверей отродясь не было, а потому закрывали проем шторы. Конечно, о звукоизоляции речи не шло, а вот скрыться от любопытных глаз позволяла.
Комната выглядела, как и десять лет назад. Жизнь шла, а здесь будто остановилась. Рядом с кроватью стояла старая тумбочка, доставшаяся еще от бабушки.
Разделенной одной полкой на две части она хранила в себе детство в виде дневников, анкет, тетрадей и фотоальбомов. Приезжая сюда с Глебом, она доставала из сокровищницы что-то и садилась к мужу вплотную, комментируя альбомы или тетради. Такие вечера она ценила особенно, когда прошлое и настоящее сливалось воедино.
Окно выходило в сад. Яблоня, дающая плоды раз в два года, в этом не плодоносила. Стояла зеленая, толстоногая, упершей в землю корнями.
Открыла Аня окно, и в комнату ворвался запах привитой пыли, смешиваясь с ароматами цветов. Сколько воспоминаний таит отчий дом. За спиной раздавались голоса, прислушалась Аня, только о чем именно разговор не различила.
Она забралась ногами на подоконник, уперлась спиной о стену и уставилась на двор. Напротив, за забором, сколько она себя помнит, жили Хохловы, многодетная семья. И вот тут как раз окно мальчишек выходило на нее.
Помнит, как стеснялась тех, что постарше, а они будто все на одно лицо, но такие красивые. И девочки в семье вышли за глядение. Аня иногда играла с ними, а так они все чаще друг с другом, в семье.
Дружные всегда, друг за друга горой. Внезапно тюль в окне напротив зашевелилась, и Аня хотела соскочить с подоконника, будто ей вновь тринадцать лет. Створки распахнулись, и она увидела мужчину.
— Привет, соседка! — улыбнулся он, и Аня с уверенностью не могла назвать его имя. Как разлетелись все словно птенцы из гнезда. Разве упомнишь каждого? Помнится, один за границу уехал, двое в столицу.
Но это все со слов матери, да и не интересовалась особо Аня участью. Живы и хорошо. — Привет! — кивнула в ответ.
Отчего-то мужчина располагался низко, будто на коленях стоял, а не во весь рост. В лице угадывалось то детское выражение, которое Аня помнит. — Узнаешь? — поинтересовался.
Неудобно Ане было признаться, но пожала плечами. — Миша? — попробовала угадать. Он рассмеялся зычно и по-доброму, и так, что девушка улыбнулась.
Бывает такой заразительный смех, заставляющий людей улыбаться. — Гриша! — поправил ее. — Мишка в столице, начальником стал.
— А я вот! — как-то горестно вздохнул он. — Что вот? — не поняла Аня. Он как-то пристально посмотрел на нее, окидывая взглядом всю, от макушки до пят, и немного помолчал, раздумывая.
Внезапный стук заставил Аню резко обернуться, а сердце затрепыхаться в груди. Так принято в их доме стучать даже без двери, проявляя уважение к хозяину. Никогда ни мать, ни отец не позволяли себе просто так войти, нарушая личное пространство.
Уважали детей и их приучили уважать окружающих. — Войдите! — отозвалась Аня, смотря на проем. — Это я! — раздвинул шторы и вошел брат.
Аня обернулась на соседское окно, но там уже никого не было. Оно все еще оставалось открытым, но человек испарился, будто привиделся. — Ты извини! — начал Леша, смотря себе под ноги.
Признавать ошибки всегда дело непростое, но человек тем и ценен, что способен посмотреть на случившееся со стороны и понять собственную неправоту. — Говорила с кем? — Аня соскочила с подоконника и закрыла плотно раму, не хотелось выносить ссор из избы. Вернув тюль на место, она повернулась к брату.
— Обними, что ли? — надула губки, смотря на него. Несмотря на разность возрасте, которая раньше казалась огромной, а сейчас тьфу, что такое, семь лет, они были близки, и Леша с самого детства возился с сестрой. Как и для родителей, она осталась для него той маленькой девочкой, которую нужно защищать.
— Иди сюда! — привлек он ее. — Давай не станем о нем говорить! — попросила Аня, вжимаясь в родного человека, и он согласно кивнул. — Ты с каким из братьев дружил? — разомкнула девушка объятия и кивнула в сторону соседского дома.
— Гришка. А что? — Он у родителей сейчас? — Недавно приехал, — подтвердил парень. — Молодой мужик, а теперь коляской прикован.
Что-то там на работе случилось, вроде лес пилили, и дерево на него упало. С того света вытащили, но только половину. Невеста у него была, кстати, красивая, говорят.
Замуж за него собиралась, а потом все, враз сдуло, как поняла, что век с инвалидом придется коротать. — Не в красоте счастье, — покивал он как-то горько. А у Ани ком в горле стал.
— Разве у нее горе? Вот кого жалеть надо. — Его, выходит, видела. — Только это, — решил предупредить Леха.
— Ты жалеть его не смей. По глазам вижу, что собралась. Смотри на него, как обычно, как на других смотришь.
Он этого не любит. Здоровайся там, а про остальное не выпрашивай. — Не глупая, — кивнула Аня.
— Да я не про то. Так, на всякий сказал. Он же даже в детстве такой упертый был, Кремень.
А сейчас и подавно. Я заходил, как он вернулся, не знал, куда глаза деть. А он, как ни в чем не бывало, со мной болтает.
Выпили, как водится, закусили, о жизни разговор завели. Давно его не видел. Нехорошо, что по такому поводу встретились.
Только рад его возвращению. Мужик он, что надо. — Надолго тут? — интересуется Аня негромко, чтоб разговора на улице не слышно было.
— Кто о том знает. Только куда ему теперь от родителей? Хорошо, что руки работают. Такой не пропадет.
Знаешь, какие он картины делает? Руки золотые. Только вернулся, немного оклемался и сразу работать, чтоб на шее у матери с отцом не сидеть. Плохо у нас берут тут, потому сестра как-то приехала, забрала работы и в городе продала.
Слушает Аня рассказ. О своем горе вообще забыла. Померкла оно вмиг.
Молодая, без увечий. А что муж такой попался? Переступить и жить дальше. Хлопнули створки соседского окна, мелькнули мужские руки и пропали.
— Леш, ну где вы там? — кричит мать из кухни. — Идем! — отзывается. — Последнее, что скажу.
Если Глеба где встречу, пусть на себя пеняет. Отметину ему оставлю. — Леш! — я все сказал.
Отмахнулся он и вышел. Аня включила телефон, и сразу стали приходить сообщения. Вот свекровь звонила несколько раз.
Бывшая поправила себя Аня. Женщина хорошая, добрая. Наслушалась от многих о плохих свекровях, а самой счастье выпало.
Жаль недолгое. И тут телефон зазвонил. — Чего скрываться? Человек вон как волнуется.
— Да, — ответила. — Анечка. В трубке я послышал с облегченный вздох.
— Где ты? — У мамы. Отозвалась спокойно, смотря пол. — Что случилось-то? Ты как спросила про Глеба, я места себе не нахожу.
Звоню тебе, недоступно. Звоню ему, не берет. У вас все хорошо? — Нет никаких «нас».
— Пусть он сам расскажет, — решает невестка. Не хочется жаловаться, ныть. Просто уйти с поднятой головой, чтоб не жалели.
— Ой, — вздыхает мать. И слышит Аня голос свекра, суетящегося на кухне. — Анечка, умоляю, говори как есть.
Я с ума схожу. Еле до тебя дозвонилась, а ты все загадками. Другая у него, Екатерина Семеновна.
Как-то ровно и спокойно сказала Аня. На море человек поехал. — На какое море? — не понимает свекровь.
— На черное. — Не понимаю, Аня. — Ну, что тут не понять.
Устал парень от семейной жизни. Вы у него лучше поинтересуйтесь о подробностях. Мне больше ничего не известно.
Извините, меня за столом родные ждут. Всего доброго. В трубке повисло молчание.
Аня могла просто нажать отбой, но свекровь она уважала. Все же учитель со стажем. Один из лучших в школе.