Оказалось, что у Светки другой есть, побогаче. Так он, как узнал, что она замуж за Глеба собралась, развестись решил. Вот Светка к нему под крыло быстро и упорхнула.
А так мать мозги на место поставила, решил, что Аньку возвращать надо. Не верил, что разболтала все родителям. Видел, как следила за ним.
Думал, слабохарактерная, вернуть не составит труда. А тут уже какой-то жених нарисовался. Только не соперник он Глебу, на вид старше, да еще и в коляске.
«Не о чем нам с вами говорить», — кидает в ответ Галина. «Галь», — пытается призвать ее к диалогу Екатерина Семеновна. Отвернулась Аня с матерью калитки, как вдруг слышат вскрик.
Ахнула мать, повернулась. Налетел Лешка, как коршун на зятя. По лицу мутузит так, что кровь в разные стороны хлещет.
«Убьешь!», — кричит свекровь, бросаясь на выручку к сыну. Кинулась и Аня брата оттаскивать. Не ровен час прибьет Глеба.
Только не мужа подлого жалко, брата родного. «Леша, Леша!», — кричит брату в ухо, а сама на руке повисла.
И не знала, какая сила там спрятана, что ей не оттащить. Подбежала и мать, вот втроем и растащили дерущихся. Только Глеб так ответить и не смог.
«Эдик, звони в полицию!», — командует свекровь мужу, а тот спокойно смотрит на всех. «Поехали!», — командует он, усаживаясь обратно за руль. «Эдик!», — голосит жена, но он свое слово уже сказал.
Отвезет в больницу, там осмотрят и домой. Больше он краснеть за чужие поступки не будет. И так выставил себя посмешищем.
«Я же тебя просила! Просила!», — бьет Галина в плечо Лешку. «Не трогай ты его!». Вздымается грудь парня, глаза кровью налились.
Остывает, смотрит на врага, у которого вместо лица месиво. «Я это так не оставлю!», — помогает мать поднять Глеба. «Слышите?».
«Слышим, слышим!», — сдувает Галина невидимую прядь с лица. Смотрит Глеб зло, и белки на окровавленном лице ярко видны. На светлом костюме темные брызги проникают в ткань.
Такое не отстирать. Надолго запомнит Глеб поездку к родственникам. «На коллегу променяла, да?», — кричит на всю улицу.
И у Ани до боли сжимается сердце. Повернувшись, она видит все тоже спокойное лицо Гриши. Не хотела, чтобы так вышло.
Что без за нее брат подрался, мать нервничала, человека оскорбили. Но так вышло. Так произошло.
«Уходи!», — вновь повернувшись к тому, с кем провела последние два года, сцепив зубы жестко, говорит она, и это на нее абсолютно не похоже. Не видел жену такой раньше, Глеб. Всегда нежная, добрая, а сейчас взгляд дикий.
«Нужна ты!», — оставляет муж за собой последнее слово, а мать охает вокруг него, причитает, молит скорее в больницу ехать. «Этот ирод ему голову пробил!», — открыла дверь в машину и мужу кричит. «Да замолчи уже!», — не выдержал отец, заводя мотор.
«Иди садись, или без вас поеду. На всю деревню опозорили». Упаковалась семья в автомобиль, хлопнули дверьми с такой силой, что на конце улицы слышно было, и тронулись.
«Правильно все ты сделала!», — кричит из окна Люська. «И Леха! Мужик! Уважаю! Как ему приложил!», — и хохочет зависливо. «Да иди ты!», — махнула на нее Галина, но не со зла, по-доброму.
Стоит Аня, как помоями облита. Вся деревня теперь знает, какие страсти у них в семье творятся. Хотела по-тихому.
Думала, съездит в город, документы подаст, и свободная женщина. И зачем они только приехали? Повернулась на Гришу посмотреть, а калитка закрыта. Нет его.
«В дом пошли!», — гонит мать. И тут только увидела Аня подарок свой на земле. Бросилась к нему, на колени опустилась.
Пролегла почти посередине глубокая трещина. Видно, углом упала и треснула. Опустила плечи девушка.
Поднимает картину. Обидно и горько. Сколько мастер труда вложил, а она не уберегла.
О другом в тот момент думала. Не отмотать все назад. Бросила взгляд на соседский дом.
Как теперь скажет? Как в глаза посмотрит человеку? Это ж три недели трудов, а она в один миг все испортила. «Поднимайся уже!», — помогает мать. «А что это?», — интересуется.
Гриша сделал. Тихо отвечает Аня, а самой плакать хочется. И выть от стыда и обиды.
«Домой пойду!», — говорит Лешка, все еще сжимая кулаки и не дождавшись ответа уходит. Чайник свистел нещадно, часть воды успела выкипеть. Мать выключила плиту и села за стол, снимая платок с головы.
Она всегда его повязывала, когда была на кухне, чтобы волосы ненароком в стряпню не упали. «Ну и чего?», — первая нарушила молчание Галина. «Как дрыном по голове огрели! Так выглядишь! А этому навалял, конечно, хорошо бы, правда, чтоб в полицию не пошли.
А то достанется Лешке!», — качала она головой. «По делу дал!», — насупилась Аня. «Может, и по делу, только нет закона такого кулаками махать.
Налетел, как коршун!», — поправляла она волосы. Стукнула калитка. «Отец идет!», — возвестила мать, накидывая платок на место.
«Ты давай, стирай с лица скорбь, вот с таким лицом нас хоронить будешь, а сейчас нечего!» «Галя!», — позвал отец с порога. «Как там Захар?», — поинтересовалась она. «Плохой!», — покачал головой Николай.
Недавно брат слег, только не отпускала, хуже лишь становилось. Видно, век короткий написан. Ох, ох! вздохнула жена.
«А пока меня дома не было, говорят, гости к вам приезжали?» «Да уехали уж!», — хмыкнула Галина. «Не понравилось тут! А Лешка где?» «А приходил зачем?» «С гостями поздороваться!» «Галя!», — сжал кулак отец. «Вот тебе смешно, а у них связи в городе.
Посадят и все!» «Чего уж о том говорить!», — мать и сама понимает. Аня неслышно проскользнула к себе в комнату, бережно поставила на кровать картину и села напротив. Все равно красивая.
Только непонятно, картина или сама Аня, ведь с нее же написано. Привстала и в окно смотрит, нет ли в соседском дворе кого. Пусто.
Каково это такие слова слышать? Обязана во что бы то ни стало извиниться, ведь к ней приезжали. Она в ответе за поведение человека. Вышла в зал, смотрит, неподалеку соседи собрались, произошедшее обсуждают, воздухом дышат, будто невзначай все на улицу в один момент вышли.
И вот кто поближе живет, тот в подробностях описывает все как было, остальные слушают и головами кивают. «Ты куда?», — удивилась мать, когда Аня мимо них прошла. «Обедать садись».
«Я на минутку», — показывает девушка на двор. «Опять к соседям?», — понимает мать, и Аня смущается. «И чего ты там делаешь? Видела, как на тебя смотрят, зря ты парню сердце рвешь.
Лето пройдет, в город уедешь, там опять с каким-нибудь студентом познакомишься. Не дай бог, конечно. Только теперь я так просто тебя замуж не отдам, нечего скакать.
Поживете сначала, а потом решите». «Как смотрит?», — хочется Ане подробностей. Она аж как на него глаза поднимала, он сразу отворачивался.
«Как-как?», — вот так, вылупила мать глаза. «Оторваться не может. Ты ж красивая, вся в меня», — смеется.
«Мамочка», — обнимает Аня ее крепко. «Красивая ты, очень красивая». «Да ладно!», — машет рукой Галина.
«Знаешь, где-то красота. Под пудом пирогов». «То-то они вкусные», — ухмыляется отец.
«Извиниться я хотела за слова Глеба», — говорит Аня. «Так его они, не твои». «Обидел он человека, сказал такое».
«Чего сказал?», — влезает в разговор отец. «Калекой обзывал», — отзывается мать. «Тише, мама!», — призывает ее дочь, боясь, как бы на дворе не услышали.
«Смотри!», — грозит Галина пальцем. «Сердце парню разобьешь и долой! А он живой, Анька!». «Так я ж ничего не делаю!», — непонимающе моргает та.
«Это ты так думаешь? Тут большого ума не надо. Ходишь, значит, хвалишь его. Нет, сама хвалю, правда, мастер большой.
Только я тетка для него, а ты — другое. Глазами своими хлопаешь, улыбнешься, да в саму душу смотришь. Коль, ну скажи!» «Не знаю я ваших бабских дел.
Я поначалу смотрела на все это просто, а сейчас вижу. Влюбился он», — вынесла вердикт мать. «Как влюбился?», — ахнула Аня, расширив глаза, и не было ясно, радоваться ли ей такой новости или горевать.
«Прям сама не видишь», — пожурила мать. «Понятно, переживет. Не такое пережил.
Только зачем человеку душу рвать?» «Мне что ж теперь с ним не общаться?», — немного испуганно спросила Аня. Конечно, чувствовала внимание со стороны, комплименты принимала, но не тем притягивала, внутренней силой своей. «Но не бросаться же из огня в пламя.
Она по документам замужняя еще». «Отчего не говорить? Только хватит пироги печь да с ними бегать. Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной.
Все равно один кто-то большего хочет, а то и оба. Знакомство? Пожалуйста. Вон я с соседом словом перекинулась и домой.
У вас другое. Ну, о чем вы там часами говорите?» «О жизни, картинах. Он книги интересные рассказывает.
Показывал, как дерево резать надо». «Дерево резать! Вот и я о том же!» Вздыхает Галина. «Надеюсь, помнишь, как сама недавно в подушку выла? Никому не хочется быть покинутым.
А ты, раз видишь положение дел, думай, взвешивай, сама потом за свои поступки отвечать будешь. Взрослая уж. Не игрушка чай, человек с непростой судьбой.
Тяжело ему, а потом еще тяжелее придется. Так что семь раз отмерь, народ знает, о чем говорит». «Ну, чего ты на парня крест поставила?» Вступился отец.
«А я плохого ничего не говорю», парировала Галина. «Только факты налицо. Видишь, куда дочка твоя смотрит?» «Да я ж не против», смягчилась мать.
«Только с холодной головой туда подойти надо. Не обнадеживай». «Я замуж не собираюсь».
«А ты и первый раз не собиралась, а потом приехала и огорошила», качает головой женщина. «Не давай людям ложных надежд. Собой поначалу разберись, чего тебе надо.
И жалость в таких делах не советчик. Пригреешь, приголубишь, а потом всю жизнь маяться станешь. Не жизнь это, мука».
«Уже все за меня решила?» «Чужой судьбы не надо», отмахнулась Галина. «Свой крест несу». «Ну, спасибо», подал голос Николай.
«А ты сама решай, какая тебе дорога уготована», будто не заметила замечания мужа Галина. «Выбор всегда есть, вот и пойми, где правда. А теперь ступай, куда тебе надо.
Мы с отцом на ноги поставили, а придется своей головой жить». Аня вышла во двор. Сложив руки на груди, она прогуливалась по дорожке, размышляя над словами матери.
«Все правильно», говорит. «Все по делу». Села прямо на землю.
Лицо солнцу подставила и глаза закрыла. Греется. Слышит, у соседей разговор во дворе.
Никак к ним в гости не пожаловали. Прислушалась Аня. Радостные голоса звучат, а потом ноги по крыльцу загрохотали, видно, в дом люди вошли.
Интересно ей, кто же там приехал. Встала, будто в огород надо, и пошла по жердочкам, что отец проложил, чтобы не вытаптывать. Вот и сетка, сквозь которую двор видно.
Вдруг на крыльце парень возник. Высокий, с грешным лицом, только на ногах своих стоит. Смотрит на него Аня пристально, а он спустился и на улицу.
Вернулся с двумя сумками, в дом вошел. «Ань!», кричит Люська, и девушка вздрагивает от неожиданности. Пришла подруга в гости разузнать, что к чему, да поддержать.
«Ко мне пойдем», машет рукой на свой небольшой домик. «Егор вина принес». «Люд, давай потом».
«Расстроилась, что ли? Да плюнь ты на него вот так!» показала подруга, как именно надо, думая, что Аня по Глебу страдает. И раза три. «Кто это к Хохловым приехал?» «Федька и Юрка.
Федька, он же в городе начальник, женился, двое детей, а Юрка младший самый. Неужели не помнишь? А ты чего в гости к ним зачастила?» Внезапно прищурилась она. «Талант у Гриши, картины смотрела».
«Ну и чего с деревяшками делать? Вон у Егора, знаешь, какой талант!» — зычно захохотала она. «Хорошо, конечно, что с руками, но у мужчины он мужчиной быть должен. Понимаешь, о чем толкую?» — подняла она брови вверх.
Ане сделалось противно. Обсуждать подобное ни с кем она не собралась, не так воспитана. «Иди, Люд!» — сказала она подруге.
«Так вместе!» «Да нет, спасибо!» — сказала как-то отстраненно и немного зло. «Как знаешь!» — не стала напрашиваться Люська и ушла. В доме Хохловых заметно повеселело.
Гости гостям рознь. Бывают незваные и долгожданные. Вот у соседей второе вышло, а потому Аня отложила свой визит.
Поговорить с Гришей ей удалось только через три дня. Федя с женой уехали, а младший с племянником остались. Аня в магазин отправилась и там на братьев наткнулась.
Не любил Гриша из дома далеко выезжать, а Юра убедил, уговорил. «Привет!» — поздоровалась Аня, переводя взгляд с одного парня на другого. «Это Аня, сестра Леши, помнишь?» — представил Гриша.
Да, в глазах Юры зажглось понимание. Он окинул ее с головы до ног, отмечая, что девчонка выросла красивая. Аня поняла, что они как две капли воды похожи друг на друга, но есть между ними теперь огромная разница.
«Я сказать тебе кое-что хотела», — обратилась девушка к Грише, пока Юра активно ее изучал. «Не здесь. Приходи, когда захочешь, я тебе всегда рад».
«У вас гости». «Да какие гости!» — рассмеялся Гриша. «Брат родной и племянники.
Свои». «Мы свои», — подмигнул Юра. «Приходи, я тоже буду ждать».
Аня смутилась и кивнула, не понимая, как расценивать слова последнего. «Пойду», — попрощалась она и направилась к магазину. За эти дни поняла, что скучала по его голосу, по взгляду, ласкающему кожу.
Прокручивала в голове слова и не знала, что именно хочет сказать. Но от чего-то решила, что непременно должна сказать хоть что-то. «Можно?» — постучалась она в окно, и мать пригласила в дом по-соседски.
Видела, как воспрял Гриша, как в руках работа горела. Оживила Аня его, отогрела. Хотелось матери, чтобы каждый ребенок счастлив был.
Достоин, как никто достоин. «Да ты проходи, Ань, проходи», — засуетилась мать, открывая шкаф с кружками. «Чаю попьем».
Аня бросила взгляд на братьев, которые сидели рядом, понимая, что так их почти и не отличить. Вот на улице разница сильно бросалась в глаза, а тут — одинаковые. «Ты ко мне или к нему?» — усмехнулся Юра, а Гриша опустил взгляд в кружку.
«Девчонку не смущай», — шлепнула его мать полотенцем, улыбаясь. «Гриша она». Ане хотелось уйти, не так виделся разговор, но сама пришла.
Обидеть хозяйку нельзя, а потому, выпив чая, засобиралась. «Ты же пришла только», — не поняла мать. «Да», — согласилась Аня, «ненадолго».
«Я провожу», — понял все Гриша. Отец разобрал ступени, служившие верой и правдой много лет, и построил узкую лестницу и пандус, по которому Гриша мог спокойно попасть в дом. Это позволяло ему, не прибегая к помощи, ездить в мастерскую, когда понадобится.
Оказавшись на улице, Ане хотелось спрятаться ото всех. Она видела, как Юра смотрит на них из кухни, как мать моет кружки. Гриша направился в сарай, и девушка последовала за ним.