С этой мыслью она снова наклонилась к младенцу. Тот смотрел на неё с любопытством, его крошечные пальчики шевелились, сжимаясь и разжимаясь. «Не бойся», — прошептала Надя.
«Я тебя не оставлю. Мы пойдём к моей бабушке. Она добрая, хоть и ворчит иногда».
Младенец моргнул, словно понимал её слова. Надя осторожно подняла свёрток. Он был неожиданно тяжёлым для такого маленького существа.
Девочка прижала его к груди, стараясь держать так, как бабушка держала соседского малыша, когда тот был совсем крошечным. «Держись крепче», — сказала она младенцу, хотя понимала, что он вряд ли может выполнить эту просьбу. «Нам нужно идти домой».
И она направилась обратно по лесной тропинке, придерживая драгоценную ношу. Каждый шаг давался с трудом. Страх перед неизвестностью, перед бабушкиным гневом, перед ответственностью, сжимал сердце.
Но в то же время внутри растекалось странное, тёплое чувство. Что-то похожее на радость и гордость одновременно. Словно она нашла в лесу не просто младенца, а настоящее чудо.
Надя шла медленно, боясь споткнуться, боясь потревожить малыша. Солнце уже поднялось высоко, лес постепенно остался позади, и перед ней открылась панорама деревни. Маленькие домики с дымящимися печными трубами, огороды, полисадники с цветами, сараи и заборы.
Её родная деревня, которая вдруг показалась совсем другой. Словно она смотрела на неё с высоты птичьего полёта. Сердце колотилось всё сильнее по мере приближения к родному крыльцу.
Вдруг малыш в её руках заворочился, и из свёртка донёсся тихий писк, похожий на мяуканье котёнка. «Тише, маленький!» – прошептала Надя. «Мы почти дома».
Калитка скрипнула знакомым звуком, пропуская девочку во двор. Тропинка к крыльцу казалась бесконечно длинной. Три ступеньки, скрипучая дверь веранды, ещё пять шагов до входной двери.
Надя остановилась, переводя дыхание. «Что скажет бабушка? Накажет ли её за то, что она принесла домой чужого ребёнка? Прогонит ли обратно в лес?» «Нет», – подумала Надя. «Бабушка никогда не прогонит ребёнка.
Она суровая, но добрая». В кухне гремели кастрюли. Варвара готовила обед.
Надя глубоко вдохнула, прижала крепче свёрток к груди и постучала в дверь. «Входи, кого там ещё принесло!» – раздался знакомый голос бабушки. Надя толкнула дверь плечом и переступила порог дома.
Варвара стояла у печи, мешая деревянной ложкой в чугунке и напевая старую песню без слов. Просто мелодию, которую помнила с детства. Её широкие плеча, привычные к тяжестям крестьянской жизни, чуть подрагивали в такт напеву.
Годы оставили на её лице карту морщин. Каждая из них была свидетельством пережитого – смерти мужа, дочери, зятя. Каждая была тропой слёз, которые она выплакала по ночам, чтобы днём быть сильной для внучки.
Дверь медленно открылась. Варвара, не оборачиваясь, продолжала помешивать похлёбку. «Надька, ты! Где же тебя черти с утра?» Она осеклась на полуслове, когда обернулась и увидела внучку с голубым свёртком в руках.
Ложка замерла в воздухе. Время остановилось. Надя стояла в дверях, прижимая к груди свёрток, из которого виднелась крошечная личика.
Её глаза, широко распахнутые, испуганные и одновременно полные надежды, встретились с глазами бабушки. «Бабушка, я!» Начала девочка, но голос её дрогнул. Варвара медленно опустила ложку в чугунок.
Вытерла руки о вышитый фартук. Машинально, как делала всегда. Но взгляда от свёртка не отрывало.
«Что это?» Спросила она, хотя прекрасно видела, что у внучки на руках. «Ребёночек!» Прошептала Надя. «Я в лесу нашла.
Там городской человек приехал на машине и оставил его под ёлкой. Варвара молчала. Долго, так долго, что Надя начала переминаться с ноги на ногу, а младенец в свёртке захныкал.
«Внутрь неси!» Наконец выдавила Варвара, отступая от печи. От её движения половица скрипнула, как вскрик давно умершего дерева. Также скрипнуло что-то внутри неё.
Усталое, много повидавшее сердце, которое вдруг ощутило тяжесть новой ответственности. «На кровать положи!» Добавила она чуть тише, указывая на свою кровать у окна, застеленную лоскутным одеялом, которое шила ещё для приданого дочери. Надя осторожно, словно несла сокровище, прошла через комнату и положила свёрток на кровать.
Одеяло прогнулось под тяжестью младенца, принимая его в мягкие складки, как в объятия. Варвара, отряхнув руки, приблизилась к кровати. Её движения были медленными, тяжёлыми, будто старость внезапно навалилась на плечи всем своим весом.
Но глаза смотрели остро, оценивающе. «Рассказывай!» — приказала она, присаживаясь рядом с младенцем. Всё как было, и Надя рассказала.
О том, как бродила по лесу в поисках игрушек. Как увидела чёрную машину. Как городской человек оставил свёрток под елью.
Варвара слушала молча, не перебивая, только руки её, крепкие руки, с узловатыми пальцами теребили край фартука. «Ты хорошо его разглядела?» «Этого человека?» — спросила она, когда Надя закончила. «Высокий, в костюме.
Волосы назад зачёсаны», — ответила девочка. Потом добавила. Он боялся бабушка.
Всё время оглядывался. Варвара кивнула, словно это подтверждало какие-то её мысли. Затем решительно наклонилась над младенцем и начала разворачивать одеяло.
Крошечная тельца в белом комбинезоне шевельнулась. Глаза открылись, тёмные глубокие, как омут у мельницы, где девчонкой купалась Варвара. Младенец не плакал, только смотрел на неё с таким вниманием, с таким недетским, кажется, пониманием, что у Варвары защемило в груди.
«Мальчик!» — сказала она, заглянув под пелёнку. Месяцев двух-трёх, не больше. Её опытные руки ощупывали ребёнка, проверяя, нет ли признаков голода или болезни.
Младенец был ухоженным, чистым, явно не брошенным и не забытым до того момента, как оказался под елью. Что-то блеснуло на шее ребёнка, когда Варвара повернула его, чтобы лучше осмотреть. Тонкая цепочка с маленьким медальоном.
Варвара осторожно взяла медальон в руки. «Серебро!» — пробормотала она. Настоящее.
Медальон был овальной формы, с вырезанными на нём буквами «А» и «В». Варвара нажала на крошечный выступ сбоку, и медальон открылся. Внутри были две миниатюрные фотографии.
На одной — мужчина средних лет, с тем же тёмным, внимательным взглядом, что и у младенца. На другой — пожилая пара, вероятно, его родители. Пальцы Варвары задрожали.
Она знала человека на фотографии. Виктор. Одно из двух городских имён, которые всплывали в разговорах с дочерью перед её бегством в город.
Виктор и Денис. Друзья-соперники, оба ухлёстывавшие за её Софьей. Оба богатые, оба из города, оба обещавшие звёзды с неба.
«Чую беду», — прошептала она, складывая одеяло вокруг ребёнка. «Чую, не с добром этот свёрток к нам прибыл». Как давно это было.